"Строй отношения. Ищи взаимовыгодные решения. Общайся понятно."
Часть первая. Брат.
Мы снова сменили пространство-и-время, надеясь, что в этот раз мы сможем пробыть дольше. Мы - это я, мой младший братик и наша мама. Новый мир оказался в равной степени прекрасен и опасен. Стоило мне только подняться в воздух, чтобы оглядеться, как меня чуть не затащило в воронку с мёртвыми насекомыми, я ощутил взгляд чего-то непомерно огромного и, инстинктивно прикрыв глаза, скорее спустился обратно на землю. Этот мир двоился: я мог смотреть и на прекрасное, и на опасное, и даже какое-то время замечать эти обе стороны одновременно. Проходя мимо лужи, я успевал заметить и глубину космоса с вкраплениями галактик, что плавали в ней, и то, как эти галактики неспешно размываются после пробежавшего по луже ребёнка.
Я знал, что так будет. Несмотря на то, что это уже однажды происходило, я всеми силами держался за мысль о том, что уж в этот раз смогу перебороть грядущее и исправить неминуемое.
Мой брат - один из тех, кого не принимает ни одно разумное общество, а неразумное - алчет поработить. Не важно, что он смышлёный парень, что есть те, кого он любит, и те, кто любит его. Мы скрывали его, как могли, как умели. Я благодарил маму за эту очередную попытку жить, за этот прекрасный мир, и внутренне терзал себя за то, что согласился вновь попробовать рискнуть, за этот опасный мир, который был готов полакомиться нами в любое мгновение. Я знал, что так будет.
Не могу представить, что в голове у братишки, свою любовь к нему я могу проявить единственным способом: просто быть рядом с ним. Когда я рядом, он может быть спокоен: я защищу его от любой опасности. Мне этого достаточно.
Я знал, что так будет. Нелепая случайность, меня вызывают стражи порядка, я вынужден оставить брата. Ты не беспокойся, малыш, я вернусь, а если не отпустят - ты же знаешь, насколько я силён. Бумажная волокита, одни и те же вопросы, одни и те же ответы. Могу ли я уже идти? А теперь? Может, после подписи этой последней бумажки?
И когда голова, словно взрывается изнутри, наполняясь крошевом боли, я прекращаю спрашивать. Стены становятся картонными, стражи перестают иметь значение, а путь до тебя вычерчивается чёткой прямой, на конце которой пульсирующая точка твоей жизни. Я знал, что так будет.
Точка гаснет, ослепляя меня последней ярчайшей вспышкой. Я не успел. Я знал, что так будет. Я знал, что мама не отдаст тебя им. Я знал, что так будет, но сейчас сбит с толку, потерян и слеп. И я знал, что большую часть, отведённого мне времени, я проведу в ожидании конца.
Часть вторая. Охотники.
Этот мир настолько же опасен, насколько же и прекрасен. Я наделён даром видеть обе его стороны по своему желанию. Это и тяжко, и сладко. А так же открывает приятные перспективы: на этот дар большой спрос среди представителей профессии с довольно высоким процентом смертности. Их называют охотниками. За чем они охотятся знают только те, кто их нанимает: конечно, они охотятся за тем, что им скажут наниматели.
Мой дар основан на том, что я не принадлежу этому миру. Всё, чем могут похвастаться, попытавшиеся меня проклясть, не имеет надо мной власти. Способность видеть мир двойственным тоже следствие моей инаковости. Есть и местные зрячие, но я выгодно отличаюсь от них наличием врождённого иммунитета к внешним воздействиям, готов жертвовать собой и довольно физически силён. Я не только могу видеть вместо властной красивой девы, предлагающей что-то особо ценное взамен на бесценное, вовсе не красавицу и вовсе не деву, а Удильщика, но и вломить так по его гниющей черепушке, что потом срастаться уже нечему будет.
Меня взяли в команду на пробный забег, который может для каждого завершиться скорее проклятьем, чем смертью. Первое мне не грозит, а второго я не то что бы яро жажду, но терпеливо жду.
Нашей целью являлся некий артефакт, дорогу к которому заказчик захотел узнать. Артефакт не трогать, составить маршрут, обозначить опасности. Видать, сам будет к нему хаживать. То, что опасности могут живыми, да подвижными оказаться, он в курсе, сам знает. Наше дело - маршрут, а об артефакте нам сказали, чтобы было на что ориентироваться.
Команда не постоянная, да и как ей быть постоянной, если желающих этим заниматься почти нет, а имеющиеся почти всё время заканчиваются.
Свои инструменты картограф оставил где-то в начале пути, так что маршрут у нас получился скорее на словах, чем на бумаге. Оставил их он, конечно, не добровольно, так уж вышло, что первый привал мы сделали не там, где следовало бы. Спешно разбирались с костяными дракономордами, захватывали какой-то древний летательный аппарат, выжигали оставшуюся нечисть. В общем, сумка с инструментами осталась где-то внизу, под рухнувшими костяками драконов, а мы уже устремлялись вдаль.
Зная примерное направление, мы кружили над лесами-деревнями, пока тот, кто отвечал за разговоры с местными, не добыл нам свидетелей мистических событий. Нас вывели к дому у озера и поспешно оставили.
Я оставался на берегу и не пошёл в тот затопленный храм. Мне нужно было охранять эту летучую штуку от любопытных и подстраховывать с берега: дать сигнал, если что будет не так.
О том, что в какой-то момент из под воды поднимется башня, я знал. Что в воду побегут люди, которым будут казаться, что их зовут сгинувшие родные-знакомые, тоже знал. Я даже на всякий случай отошёл подальше от берега, хоть и понимал, что брата не увижу здесь.
Каждому достались свои противники, кто-то воевал со страхом, кто-то с запутанностью коридоров, кто-то с мертвяками. Больше всего меня впечатлила битва с морским чудищем. Как оказалось, пара славных воинов, состоящая из дракона и охотника на драконов, справится с чем угодно, а с дракообразным тем более - эффективно и эффектно.
Мы снова сменили пространство-и-время, надеясь, что в этот раз мы сможем пробыть дольше. Мы - это я, мой младший братик и наша мама. Новый мир оказался в равной степени прекрасен и опасен. Стоило мне только подняться в воздух, чтобы оглядеться, как меня чуть не затащило в воронку с мёртвыми насекомыми, я ощутил взгляд чего-то непомерно огромного и, инстинктивно прикрыв глаза, скорее спустился обратно на землю. Этот мир двоился: я мог смотреть и на прекрасное, и на опасное, и даже какое-то время замечать эти обе стороны одновременно. Проходя мимо лужи, я успевал заметить и глубину космоса с вкраплениями галактик, что плавали в ней, и то, как эти галактики неспешно размываются после пробежавшего по луже ребёнка.
Я знал, что так будет. Несмотря на то, что это уже однажды происходило, я всеми силами держался за мысль о том, что уж в этот раз смогу перебороть грядущее и исправить неминуемое.
Мой брат - один из тех, кого не принимает ни одно разумное общество, а неразумное - алчет поработить. Не важно, что он смышлёный парень, что есть те, кого он любит, и те, кто любит его. Мы скрывали его, как могли, как умели. Я благодарил маму за эту очередную попытку жить, за этот прекрасный мир, и внутренне терзал себя за то, что согласился вновь попробовать рискнуть, за этот опасный мир, который был готов полакомиться нами в любое мгновение. Я знал, что так будет.
Не могу представить, что в голове у братишки, свою любовь к нему я могу проявить единственным способом: просто быть рядом с ним. Когда я рядом, он может быть спокоен: я защищу его от любой опасности. Мне этого достаточно.
Я знал, что так будет. Нелепая случайность, меня вызывают стражи порядка, я вынужден оставить брата. Ты не беспокойся, малыш, я вернусь, а если не отпустят - ты же знаешь, насколько я силён. Бумажная волокита, одни и те же вопросы, одни и те же ответы. Могу ли я уже идти? А теперь? Может, после подписи этой последней бумажки?
И когда голова, словно взрывается изнутри, наполняясь крошевом боли, я прекращаю спрашивать. Стены становятся картонными, стражи перестают иметь значение, а путь до тебя вычерчивается чёткой прямой, на конце которой пульсирующая точка твоей жизни. Я знал, что так будет.
Точка гаснет, ослепляя меня последней ярчайшей вспышкой. Я не успел. Я знал, что так будет. Я знал, что мама не отдаст тебя им. Я знал, что так будет, но сейчас сбит с толку, потерян и слеп. И я знал, что большую часть, отведённого мне времени, я проведу в ожидании конца.
Часть вторая. Охотники.
Этот мир настолько же опасен, насколько же и прекрасен. Я наделён даром видеть обе его стороны по своему желанию. Это и тяжко, и сладко. А так же открывает приятные перспективы: на этот дар большой спрос среди представителей профессии с довольно высоким процентом смертности. Их называют охотниками. За чем они охотятся знают только те, кто их нанимает: конечно, они охотятся за тем, что им скажут наниматели.
Мой дар основан на том, что я не принадлежу этому миру. Всё, чем могут похвастаться, попытавшиеся меня проклясть, не имеет надо мной власти. Способность видеть мир двойственным тоже следствие моей инаковости. Есть и местные зрячие, но я выгодно отличаюсь от них наличием врождённого иммунитета к внешним воздействиям, готов жертвовать собой и довольно физически силён. Я не только могу видеть вместо властной красивой девы, предлагающей что-то особо ценное взамен на бесценное, вовсе не красавицу и вовсе не деву, а Удильщика, но и вломить так по его гниющей черепушке, что потом срастаться уже нечему будет.
Меня взяли в команду на пробный забег, который может для каждого завершиться скорее проклятьем, чем смертью. Первое мне не грозит, а второго я не то что бы яро жажду, но терпеливо жду.
Нашей целью являлся некий артефакт, дорогу к которому заказчик захотел узнать. Артефакт не трогать, составить маршрут, обозначить опасности. Видать, сам будет к нему хаживать. То, что опасности могут живыми, да подвижными оказаться, он в курсе, сам знает. Наше дело - маршрут, а об артефакте нам сказали, чтобы было на что ориентироваться.
Команда не постоянная, да и как ей быть постоянной, если желающих этим заниматься почти нет, а имеющиеся почти всё время заканчиваются.
Свои инструменты картограф оставил где-то в начале пути, так что маршрут у нас получился скорее на словах, чем на бумаге. Оставил их он, конечно, не добровольно, так уж вышло, что первый привал мы сделали не там, где следовало бы. Спешно разбирались с костяными дракономордами, захватывали какой-то древний летательный аппарат, выжигали оставшуюся нечисть. В общем, сумка с инструментами осталась где-то внизу, под рухнувшими костяками драконов, а мы уже устремлялись вдаль.
Зная примерное направление, мы кружили над лесами-деревнями, пока тот, кто отвечал за разговоры с местными, не добыл нам свидетелей мистических событий. Нас вывели к дому у озера и поспешно оставили.
Я оставался на берегу и не пошёл в тот затопленный храм. Мне нужно было охранять эту летучую штуку от любопытных и подстраховывать с берега: дать сигнал, если что будет не так.
О том, что в какой-то момент из под воды поднимется башня, я знал. Что в воду побегут люди, которым будут казаться, что их зовут сгинувшие родные-знакомые, тоже знал. Я даже на всякий случай отошёл подальше от берега, хоть и понимал, что брата не увижу здесь.
Каждому достались свои противники, кто-то воевал со страхом, кто-то с запутанностью коридоров, кто-то с мертвяками. Больше всего меня впечатлила битва с морским чудищем. Как оказалось, пара славных воинов, состоящая из дракона и охотника на драконов, справится с чем угодно, а с дракообразным тем более - эффективно и эффектно.
Вопрос: ?
1. * | 4 | (100%) | |
Всего: | 4 |
Есть необходимость и в географии, и в истории. Знать про мифологию и этнос. Иметь неплохую физическую форму. Быть готовым ко всему. Уметь управлять разными средствами передвижения. Знать множество языков, уметь договариваться с людьми: не только с помощью силы, но и с помощью дара красноречия, убеждения. И ещё куча всего, что я сейчас не вспомнила.
Не обязательно знать и уметь все эти штуки сразу, но если владеть этими навыками чуть выше среднего, то процент лично твоей выживаемости окажется выше.
И ещё хорошо, когда в команде есть хотя бы один, вроде меня: если все падут в замешательстве, должен же кто-то сохранять невозмутимость и довести команду до относительно безопасного участка.